Всем спасибо, кто бросал в нас кирпичи. Я сложил из них забор, чтоб устоять... (с)
Э. Нольде. Невольник, 1912 г. Гравюра.
Нольде, как и некоторые другие экспрессионисты, часто стремился передать эмоциональное и душевное состояние заключенных, проституток, душевнобольных людей, при этом, явно не соболезнуя и не сочувствуя. Из других художников, присоединившихся к «Мосту», несколько особое место занимает Макс Пехштейн не столько из-за близости к французским художникам (в его полотнах просматривается влияние Ван Гога, Сезанна, Матисса), сколько из-за более жизнерадостного тона его картин. Он был одним из первых немецких экспрессионистов, картины которого стали покупать. В 1908 году Пехштейн выставляется в «Сецессионе»; товарищи по «Мосту» начинают видеть в нем перебежчика. Увлечение экзотикой выразилось в работах Пехштейна, выполненных на островах Палау Тихого океана. В начале первой мировой войны Пехштейн попадает в японский плен, бежит в Германию, отправляется на фронт и получает тяжелое ранение. Нацисты запрещают ему заниматься искусством. (С)
И Жанну не сожгли за верность, А Фрида пропустила рейс, Не танцевал в петле Калерус, Не полыхал в ночи Палесс.
Жук не заброшен в муравейник, Лилит парит в краю Небес, Корнелиус нашел бессмертных, Тамора не свершила месть.
Осталось сердце не разбитым. Высоцкий не покинул дом. И дрогнула Рука над нитью, Не причинив вреда потом.
Кровь непролитою осталась, Метал, не тронул Галуа, Земля и Небо не расстались, Ка’их не выдал след костра.
Русалочка не знала принца, Не дрогнула струна в пылу. Перо не окропила свитка – Не говорите на Судьбу.
И пусть перо и не сломалось, Над книгой летописцев всех, Когда в истории писалась, Под грифами, людская смерть.
Да, может быть, и холоднее Земля б была без крови их. Но души всех Героев греют, Во славу Жизни, лик Земли
* * * О противоположностях.
Покора - злостная стезя Проходит меж людей, как пламя, И кажется уже нельзя Без добровольного страданья.
Так кланяется человек Друзьям, родне или работе, Так он склоняется на век. Пред проявленьями природы.
Жена пред мужем, муж жене, Собаки нам, а мы общине, Альман склониться пред Лийле, И жизнь склониться перед силой.
Проходит так за годом год, Зима склоняется пред летом, Покорен повести народ, Покорны тени перед светом.
Психологу доверен псих, Корова руку жмет доярке, Без тишины, не явен крик, И свет без тени уж не яркий.
Так грустно, что ни говори: Зависимость – где все мы слуги - Все цельное, увы, стоит - В зависимости друг от друга.
* * *
Когда нас съедят эти люди, для всех мы станем костями, Когда нас сгрызут собаки, мы станем частью их стаи.
Когда нас убьют подонки, бомжи и прочие тени, Тогда мы выйдем из тела и будим ходить сквозь стены.
Когда в нас будут бросать камень, мы не почувствуем боли, Тогда мы станем водою и потечем в море.
Когда нас выпьют крабы и скушают злые мурены, Мы будим плыть за их глазами в вагонах из их него тела.
Когда мурену поймают, её съедят птицы-чайки, Они над рыбачьей лодкой, летают прожорливой стайкой.
Когда упадет птица, её разберет время, Над ней построят города и возведут стены.
А в городе этом сыро и бегают тараканы И мы родимся еще раз у тараканьей мамы!
И будем счастливы… Най-на-на-ра-на, И будем счастливы… Най-на-на-ра-на!
* * *
Превращение рыбы в птицу.
Рыба у кромки воды, Рыба прыгает вверх и вдаль, Рыба распускает плавники, И летит, как брошенная сталь.
Рыба машет в воздухе хвостом, Раскрывает чешую в перо, Рыба издает печальный стон, И смеется птичьей головой.
Рыба выпускает два крыла, И заходит волнами поток, Рыба улетает навсегда, Далеко на солнце, на восток.
* * *
Птицы мои летят на огонь, Птицы от света жмурят глаза, Прячутся робко в мою ладонь, Что бы найти там немного тепла. Кружиться стайками у свечи, Сотнями падают навсегда. Пламя трепещет. Ищи, не ищи… Птицы хотят немножко тепла. Птицы мои, летите на юг! Грейте на солнце большие крыла. Прячутся птицы в сеточку рук, Тени застыли, ночь отцвела… Утро на небе играет рассвет, Птицы мои засыпают в руках, Так безмятежно – тени и свет, Так безуспешна эта игра...
* * *
с тех пор как упала крыша над головой, Мы стали считать её полом, И нам так хотелось вернуться к себе домой - Но не было больше дома...
В замерзшую землю, замерзший листок Ты может еще и посадишь. Но этих, тобою написанных строк Ты вряд ли добавишь к балладе.
Убитую землю дрожащей рукой, Царапая пальцы до крови, Огладишь, согреешь… но с этой строкой Стихи не сойдутся без боя.
Ребенок, ты что?! Не ходи умирать И камни в бесплодную землю сажать.
Скорее в бесплодной земле подо льдом Твой саженец выпустит корни. Чем, став стихописцем с огромным трудом, За труд тебя люди запомнят.
Скорей зацветет эта ветка в снегу, Чем корку дадут за поэму. Но ветка цветет и дают же, дают, Но не за стихи, а за веру.
Ребенок, ты что?! Не ходи умирать И камни в бесплодную землю сажать.
* * * Свет может быть тихим и нежным, Как свет уходящего дня, Как тоненький лучик надежды, В пылу темноты и огня.
Свет может пробиться внезапно, И так же внезапно пропасть. И ты уж не скажешь - "да ладно", Когда будет шанс выбирать.
Свет может вести не к свободе, А шелке в кирпичной стене, Но свет будет светом...без "вроде". Таким же пусть будет в тебе.
* * *
Это часть звука, никуда не уйдет. Правда сказала – не смей умирать. Память добавила – это расчет. Опыт заметил – ну…хватит играть…
Сердце забилось – какая игра?! Воля сказала - вся жизнь, разве нет? Жизнь, это бремя – сказала Душа. Внутренний Голос не подал ответ,
Внутренний Голос тихонечко спал, Был он задушен таблетками ввек… А в Психбольнице знакомый скандал – Просто Мечта предложила побег.
* * * - Кто повесился в доме у моря? - Старый дедушка Афрадит. Он в петле заблудился с горя И теперь спокойно висит.
- Кто оплакивал деда у моря? - Старый пес, два кота и мышь. Они выли и плакали хором: «Ну, теперь, ты наш дед, висишь!»
- Кто веревку срезал, у Моря? - Да соседи его, с утра. Им ужасно хотелось покоя, А не плача из-под окна.
- Кто могилу отрыл у моря? - Да соленая рыла волна, И она унесла любовно, Тело нашего старика.
* * *
- Почему ты падаешь, белый снег? - По тому, что холодно на Земле. По тому, что в сердце живет печаль… Посмотри на белый, туманный край: Там сорвавшись, падает вниз звезда, И никто не спросит – «а чья она?» А она для всех, всех людей Земли, Вот сгорая, падает, посмотри! Не своди ты глаз со своей звезды, Пусть сияет пламя её, как ты. Как твоя душа, разгорись огнем, Черный камень льда, под ночным пером. А она паденьем растопит снег, Но как прежде холодно на земле… - Почему ты падаешь, скол огня? - Что б сгореть, но помниться день от дня.
Падал снег белесою полосой, Снег летел, летел, неземной стеной, Снег кружил над черным куском стекла, А в траве остыла уже звезда. Но подняв глаза в черноту небес, Кто-то вспомнит, может, что было здесь, И её огонь, что давно угас, Разгорится снова в сиянье глаз.
Всем спасибо, кто бросал в нас кирпичи. Я сложил из них забор, чтоб устоять... (с)
Вот странно – это не любовь, Я и люблю и ненавижу… И память, врезанная в кровь, Не даст ни умереть, ни выжить. Да, странно – это не спроста, Что проще сдаться, чем обидеть, Что мене стереть плевок с лица, Желаннее чем ненавидеть. Увы, что странно будет в том, Что по исходу стольких бедствий, Я все же думаю о том, Что у Любви бывает детство… Что странного нашли бы вы, Когда б бумага обнажила? С другой же, с верной стороны, Я понапрасну трачу силы.